Для новейших государств на постсоветском пространстве рубеж нулевых и десятых годов XXI века стал периодом внесения определенной ясности относительно судьбы этих республик. В целом это было обусловлено значительным количеством времени, прошедшим с момента самоопределения непризнанных республик после распада СССР. С одной стороны, общественный запрос на «понятное будущее» у новых поколений граждан Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья постоянно возрастал, с другой стороны, ускорялись процессы трансформации баланса сил на пространстве СНГ, в том числе, расширение связей ряда постсоветских республик со структурами Запада. И если логика действий в случае с кавказскими республиками в 2008 году была единственно возможной – признание в ответ на вооруженную агрессию, то «кейс» Приднестровья оказался гораздо более сложным и потребовал более сложных и выверенных решений.
К 2011 году, то есть к концу правления первого и единственного на тот момент президента ПМР Игоря Смирнова, в Приднестровской Молдавской Республике окончательно завершился процесс государственного строительства. За более чем 20 лет институты власти, организованные с нуля в условиях жесткого противостояния с Республикой Молдова, обзавелись достаточным практическим опытом самостоятельного функционирования, избавились от перекосов, были приведены в соответствие требованиям времени и оформлены в единую сбалансированную архитектуру. Заключительным, по сути, этапом подобного «самосознания» системы государственного управления стало возрождение института правительства, ограничение правления президента 2-мя сроками, ликвидация должности вице-президента и т. д.
Таким образом, на рубеже 2011-2012 гг. перед Приднестровьем стояла острая необходимость в «новых смыслах», поскольку мобилизующие идеи защиты независимости, строительства государства и жесткого противостояния с соседней Молдовой, своевременные и востребованные в условиях «быстрого роста», свое предназначение в целом выполнили. Особо остро дефицит смыслов проявлялся во внешней политике.
Так, вплоть до 2010 года участники процесса молдавско-приднестровского урегулирования рассматривали в качестве единственно возможной и, главное, реализуемой парадигмы дальнейшее сосуществование Приднестровья и Молдовы в едином государстве в границах бывшей МССР. При этом руководство ПМР в лице президента Игоря Смирнова, с одной стороны, активно эксплуатировало риторику о «независимости» от РМ, но в тоже время последовательно принимало участие в разработке и реализации различных проектов «реинтеграции» Молдовы, хотя со временем предпочитало об этом публично не вспоминать. Подобных проектов в истории приднестровского конфликта было более чем достаточно. В 1997 году сторонами конфликта был подписан так называемый «Меморандум Примакова» (Меморандум «Об основах нормализации отношений между Республикой Молдова и Приднестровьем» от 8 мая 1997 года), спустя некоторое время в начале 2000-х начала функционировать Совместная Конституционная комиссия, призванная определить параметры государственного устройства будущей единой Молдовы. Именно в этот период времени появился еще целый ряд проектов общего государства, в том числе «план Кучмы» в 2002 году, а еще раньше, в 2001, – план федерализации Республики Молдова, разработанный ОБСЕ.
Наиболее известным проектом урегулирования приднестровского конфликта стал так называемый «Меморандум Козака», в 2003 году парафированный сторонами конфликта, но так и не состоявшийся из-за отказа президента РМ Владимира Воронина подписать документ. Позже, в 2005 году, на саммите ГУАМ будет предложен еще и «План Ющенко», однако именно с провалом «Меморандума Козака» многие эксперты склонны связывать завершение этапа поиска «быстрых решений» приднестровской проблемы и переход к затяжному переговорному процессу, сопровождающемуся усилением давления на республику со стороны Кишинева, а затем и Киева.
Таким образом, последний президентский срок Игоря Смирнова в 2006 году начинался и был, по сути, обеспечен (благодаря мобилизации общественности) заморозкой переговорного процесса, в итоге затянувшейся на 5 лет, экономической блокадой приднестровского экспорта и последующим проведением в ПМР референдума «о независимости и вхождении в состав РФ» (такое неформальное название плебисцит получил благодаря формулировкам, вынесенным на голосование по настоянию тогдашнего председателя Верховного Совета ПМР Евгения Шевчука).
Референдум продемонстрировал категорическое неприятие жителями Приднестровья идей воссоединения с Молдовой, однако к ведению диалога с принципиально новых позиций ни руководство ПМР, ни участники процесса урегулирования готовы не были.
В результате во внешней политике Приднестровья наступила эпоха застоя и условной «разновекторности». С одной стороны, официальные представители ПМР в рамках неформальных (но регулярных) консультаций все еще обсуждали «единое государство», с другой стороны, в условиях отсутствия четких ориентиров и неоднородности взглядов различных групп политической элиты страны Тирасполь метался – и от Москвы к Киеву, заигрывая с последним на почве «общей истории» и «братского народа», и от Киева к Кишинёву, пытаясь наладить диалог. На этом фоне в 2010 году вновь появились инициативы по урегулированию конфликта в рамках территориальной целостности РМ, в частности, «Мезебергский меморандум» Медведева и Меркель, а также совместное заявление президентов РФ и Украины Дмитрия Медведева и Виктора Януковича.
Таким образом, «кризис жанра» во внешней политике Приднестровья к началу 2012 года приобрел крайне острый характер, причем и на ниве российско-приднестровского сотрудничества, стабильно деградировавшего вплоть до конца президентства Игоря Смирнова по причине явного неодобрения Москвой непостоянства приднестровского руководства в вопросах внешнеполитического вектора и отсутствия у Тирасполя внятного понимания собственных целей в отношениях с соседями. Поэтому приход к власти в Приднестровской Молдавской Республике в конце 2011 года новой команды во главе с президентом Евгением Шевчуком ознаменовался новым этапом в формулировании и реализации внешней политики страны, которая, в полной мере сохранив свои имманентные основы и черты, приобрела более отчётливый и последовательный облик. Новому руководству республики удалось верно прочувствовать как требования времени, так и потребности стратегического партнера – Российской Федерации. При этом и собственные цели приднестровского государства на внешнеполитическом треке к тому моменту окончательно вызрели – их необходимо было лишь конкретизировать и начать реализовывать.
Приоритеты, цели, задачи и формы реализации внешнеполитической линии Приднестровья были зафиксированы в новой Концепции внешней политики ПМР, принятой 20 ноября 2012 года. В качестве основных приоритетов в документе обозначалась евразийская интеграция – органичное воплощение итогов референдума 2006 года с акцентом на «практику» – и переговорный процесс с Республикой Молдова – как признание необходимости возврата к диалогу.
По вопросу евразийской интеграции в Концепции констатируется, что «участие Приднестровской Молдавской Республики в евразийских интеграционных проектах является одной из прочных основ современной национальной идеи Приднестровья».
При этом одной из приоритетных задач было названо «наращивание взаимовыгодного партнерства с акцентом на развитие и укрепление торгово-экономических связей, инфраструктурного, инвестиционного, транзитного, транспортно-коммуникационного потенциала, культурного и социально-гуманитарного сотрудничества», что позволит «укрепить суверенитет и независимость республики, гарантирует сохранение приднестровской модели поликультурной и языковой идентичности, социально-экономическую безопасность, а также прочное и динамичное развитие экономики».
Принципы и цели переговорного процесса в соответствии с новой Концепцией внешней политикиостались неизменными – «это поиск двумя равноправными сторонами конфликта взаимоприемлемых решений по всему спектру двусторонних отношений», однако отмечалось, что «разработка конкретной модели отношений между Приднестровьем и Молдовой должна опираться на существующую международную практику мирного урегулирования с учетом существующих в новейшей истории прецедентов политического урегулирования конфликтов и базироваться на результатах прямого волеизъявления народа Приднестровья».
Показательно, что документ получил высокую оценку Министерства иностранных дел России. В частности, в ходе визита в Приднестровье в 2012 году посол по особым поручениям МИД России Сергей Губарев, официальный представитель РФ в переговорном процессе в формате «5+2» назвал проект Концепции «серьёзной заявкой на получение целостного, непротиворечивого документа, который определит план действий на ближайшую перспективу».
Фактически новое руководство ПМР предложило явно назревшее и востребованное видение внешнеполитического курса страны, а именно необходимость его внятной практической направленности и нацеленности на осязаемые результаты как в отношениях с Российской Федерацией, так и в переговорном процессе с РМ.
Так, с 2006 года реализация итогов референдума и курса на интеграцию с Россией, по большому счету, пробуксовывала, не имея конкретной повестки дня. В то же время переговорный процесс «топтался» вокруг ритуальных заявлений сторон конфликта и не имел результатов ни в политическом, ни в каком-либо ином плане.
В рамках новой парадигмы внешняя политика Приднестровья приобрела свои особые специфические черты. В самой республике началось масштабное строительство социальных объектов – в первую в рамках беспрецедентной помощи Российской Федерации, но также и с привлечением международных организаций. Были построены и реконструированы медицинские учреждения, школы, детские сады и иные объекты социальной инфраструктуры. «Признанием» верности избранного республикой пути сближения с Россией и евразийскими объединениями стало назначение на должность спецпредставителя Президента РФ по Приднестровью Дмитрия Рогозина – с одной стороны, высокопоставленного государственника, с другой – вице-премьера, курирующего ВПК.
Сначала при непосредственной поддержке российского чиновника в республике начала работу АНО «Евразийская интеграция» – структура, реализующая строительство социальных объектов и иные инициативы по линии российской гуманитарной помощи, затем в 2013 году в Москве был подписан меморандум «Рогозин-Шевчук» – документ, создавший правовые рамки для заключения еще целого ряда договоренностей. Так, в развитие протокола в 2014-2016 годах между Приднестровьем и Россией было подписано более 15 межведомственных меморандумов, открывших возможности для прямого взаимодействия органов власти ПМР и РФ «без оглядки» на политические вопросы статуса Приднестровья.
В данном контексте интересно, что в 2006 году аналогичный протокол «Жуков-Смирнов» выступал в качестве реакции на беспрецедентную по своему масштабу блокаду Приднестровья. Документ 2013 года, подписанный в условиях более предсказуемых отношений между Тирасполем и Кишиневом, в свою очередь, ознаменовал переход Москвы к устойчивым системным взаимоотношениям с ПМР, текущий уровень развития которых в международном праве именуется как «признание правительства».
По линии взаимодействия с Россией в рамках нового внешнеполитического «видения» были реализованы в том числе и уникальные для истории приднестровско-российских отношений проекты: переход на российское пенсионное обеспечение граждан РФ, проживающих в Приднестровье, запуск проекта восстановления приднестровской мелиорации за счет российских средств, механизм финансового стимулирования аграриев республики, торгующих с Россией и т. д.
Психологически и политически важной составляющей укрепления контактов с РФ для Приднестровья стал принципиально новый уровень консульской поддержки приднестровских россиян.
Так, в 2014 году был «реанимирован», а затем и значительно расширен свернутый в 2011 году упрощенный порядок получения приднестровцами гражданства РФ. Выездной консульский пункт Посольства РФ в Тирасполе, в свою очередь, благодаря переданной Приднестровьем материальной базе и «доброй воле» со стороны России фактически приобрел функционал полноценного генерального консульства. При этом институциональное присутствие России в республике с 2012 года в целом значительно возросло – ярким примерном в этом смысле может служить открытие в Тирасполе филиала Российского института стратегических исследований – крупнейшего аналитического центра Администрации Президента России.
Интересно, что при открыто проводимом руководством Приднестровья курсе на сближение с Москвой и евразийским пространством республике также удалось сохранить прагматичный уровень контактов с Европейским союзом, от которых по объективно сложившимся экономическим обстоятельствам сегодня зависит функционирование целого ряда приднестровских предприятий легкой промышленности. В частности, Тирасполю в ходе долгих переговоров удалось сохранить европейский рынок для приднестровского экспорта, несмотря на то, что ПМР не рассматривает возможность вхождения вместе с РМ в Зону свободной торговли с Евросоюзом.
В свою очередь, и переговорный процесс с Республикой Молдова в рамках новой внешней политики Приднестровья приобрёл ярко выраженную практическую направленность. Новый созыв приднестровской дипломатии в 2012 году оказался в непростой ситуации: заседания «Постоянного совещания…» в формате «5+2» стали проходить официально, и принимаемые на них решения необходимо было исполнять, при этом итоги референдума 2006 года не позволяют вести в упомянутом политическом формате любые дискуссии, противоречащие суверенитету и независимости ПМР. Кроме того, даже с учетом значительного количества времени, прошедшего после фиаско «Меморандума Козака», международные партнёры ПМР официально продолжали игнорировать реальность де-факто независимости Приднестровья и не снимали с повестки дня проект «единой Молдавии». В сложившихся условиях сделанный руководством Приднестровья акцент на снятии издержек конфликта, ухудшающих благосостояние граждан, оказался крайне своевременным и не позволил вновь завести процесс урегулирования в тупик.
Так, в диалоге между Приднестровьем и Молдовой с момента его возобновления в 2011 году практически не было «сенсаций» и громких демаршей, однако достигались некоторые результаты, полезные для населения обеих сторон. Предложенная Президентом Шевчуком «тактика малых шагов» – решение конкретных проблем в условиях диаметрально противоположных взглядов на политическую модель урегулирования – стала, в сущности, отражением намерения придать переговорному процессу социально ориентированную направленность. На протяжении ряда лет такой подход, поддержанный всеми участниками переговоров, позволял достигать продвижения по ряду аспектов социально-экономической направленности, решение которых представляло объективную значимость для населения и экономики. Так, в рамках переговорного процесса было возобновлено грузовое железнодорожное сообщение через территорию Приднестровья, отменены плата за таможенное оформление экспорта и импорта, а также за загрязнение окружающей среды, которые ранее взимались с приднестровских предприятий и направлялись в молдавский бюджет. В рамках договоренности Кишинева и Тирасполя усилиями МЧС России была демонтирована аварийная промышленная канатная дорога через реку Днестр.
За столом переговоров удалось снять весьма «символичное» для Кишинева ограничение свободы передвижения: приднестровцев с гражданством России и Украины при пересечении молдавской границы штрафовали за отсутствие вида на жительства, так как в Молдове считали незаконным пребывание без него на территории Приднестровья таких «иностранных граждан».
Соответствующая договорённость весьма удачно была оформлена в начале 2014 года всего за месяц до начала Украиной так называемой операции «Граница», выразившейся в запрете проезда через её территорию граждан России, проживающих в ПМР. Кроме того, в переговорах были урегулированы отдельные вопросы в области экологии, образования и пенсионного обеспечения граждан.
Показательно, что после 2012 года значительно не обострялись традиционно болезненные и крайне конфликтогенные противоречия, в частности, вопрос «румынских школ». Ситуация в этой сфере оставалась контролируемой, не создавала проблем для переговорного процесса и, в частности, для Российской Федерации, ранее тенденциозно признанной ЕСПЧ ответчиком по этой проблеме.
Очевидно, что такого рода динамика переговорного процесса не располагала к ожиданиям скорых результатов по вопросам политического урегулирования, с другой стороны, для граждан Приднестровья именно этот период являлся наиболее стабильным в плане отсутствия опасений по поводу перспектив собственной государственности и не был отмечен драматическими перегибами и перекосами во внешней политике. При этом внешнеполитическая линия Приднестровья и на других треках оставалась последовательной и не вызывающей отторжения, в отличие от более ранних образцов «многовекторных метаний», заигрываний с Украиной и Евросоюзом. При этом в 2013 году, несмотря на подчеркнутую взвешенность внешней политики Евгения Шевчука, именно им была обозначена единственно возможная для Приднестровья практическая формула урегулирования конфликта – «цивилизованный развод» по примеру Чехии и Словакии, что, таким образом, подтвердило приверженность Тирасполя курсу на независимость. Что интересно, официальный Кишинев оказался к этому явно не готов – впервые за многие годы молдавские политики – в том числе премьер-министры Валерий Стрелец и Кирилл Габурич – стали признавать, что урегулировать конфликт на условиях «территориальной целостности Молдовы» на сегодняшний день затруднительно.
Вместе с тем ухудшение региональной ситуации значительно подорвало усилия России и Приднестровья по наращиванию позитивного потенциала в переговорном процессе.
В 2014 году кризис в российско-украинских отношениях и публичная поддержкаПриднестровьем возвращения Крыма и Севастополя в состав Российской Федерации, повлекшие ограничения свободы передвижения и военные приготовления Украиной на границе с Приднестровьем значительно изменили региональную ситуацию.
Республика Молдова, нашедшая точки соприкосновения с Украиной на почве мнимой «российской угрозы», «европейского выбора» и наличия неурегулированных территориальных конфликтов, получила при поддержке Украины беспрецедентные рычаги давления на Приднестровье.
Внедрённые Молдовой ограничения коснулись экономики, торговли, железнодорожного и автомобильного транспорта, транзита миротворцев и свободы международных контактов Приднестровья. Против Приднестровья была фактически развязана гибридная война, аналогичная той, которую Запад – в более крупных масштабах – вел протии России. Но даже в условиях нежелания РМ работать с Приднестровьем ввиду возросшей из-за позиции Украины эффективности односторонних блокадных мер усилия Приднестровья, совпавшие с интересами России и Германии в 2016 году, позволили продолжать переговорный процесс и добиваться определённых результатов. В 2016 году германское председательство в ОБСЕ открыто заявило о своём прагматичном подходе, состоящем в отказе от встреч ради встреч и ориентированном на поиск технических решений, способствующих улучшению благосостояния граждан обеих сторон. В сущности, такой подход означал понимание безальтернативности предложенной в 2012 году Приднестровьем «тактики малых шагов», состоятельность которой была доказана относительной стабильностью диалога на протяжении почти 5 лет. Итогом такой позиции Берлина (явно поддерживаемой со стороны Москвы) стало во всех смыслах неожиданное подписание «Берлинского протокола», установившего параметры и сроки урегулирования целого ряда острых проблем социально-экономического и гуманитарно-правового характера.
Таким образом, внешняя политика Приднестровья в период президентства Евгения Шевчука демонстрирует уровень политической зрелости руководства страны, взвешенность и последовательность. Она опирается с одной стороны, на волю народа, с другой – на необходимость достижения практических результатов в деле повышения самодостаточности и состоятельности Приднестровья как де-факто суверенного государства.
Наряду с этим приднестровская внешняя политика последних лет демонстрирует преемственность и идеологическую приверженность основным составляющим «приднестровской идеи» наряду с качественным переосмыслением методов достижения поставленных целей. В данном контексте Приднестровье является весьма показательным примером эффективного использования де-юре непризнанным государством политико-дипломатического инструментария в условиях недружественного внешнего окружения и отсутствия благоприятных условий для быстрого достижения международного признания.
В.К.
Источник: Интернет-журнал «Рабкор»
