Глава МИД Приднестровья Нина Штански рассказала главному редактору «Ъ-MD» Владимиру Соловьеву о самых проблемных вопросах в отношениях с Кишиневом, о том, почему Тирасполю евразийская интеграция милее и ближе, чем европейская, и каким ей видится финал переговоров с Молдовой.
«По многим вопросам мы действительно зашли в тупиковую ситуацию»
- Судя по итогам последних переговоров политических представителей Кишинева и Тирасполя, медовый месяц в отношениях сторон закончился.
- Интересная метафора. А он был?
- Складывалось впечатление, что да. Раньше в итоговых заявлениях переговорщиков было больше позитива, а после последней встречи появилось ощущение, что теперь полный тупик и непонимание.
- Очень жаль, что вам так показалось. Во-первых, мы продолжаем встречаться, и я надеюсь, будем встречаться и впредь. Никаких сигналов о том, что кто-то намерен выходить из этого общения, нет, и уверена, что вряд ли они появятся в будущем, учитывая ту повестку, которая у нас есть. Что же касается позитивных или непозитивных итогов, то здесь нужно разделять несколько переговорных треков. Первый — это переговоры, которые возобновились на официальном уровне в формате 5+2. Второй — это общение политических представителей и консультации, которые мы стараемся проводить еженедельно. И третий — это экспертные группы. Каждый из этих треков имеет свое предназначение. Экспертные группы являются вспомогательным механизмом, они на техническом уровне согласовывают решения, а политические представители готовят эти решения для формата 5+2. Как вы знаете, следующая встреча в формате 5+2 состоится в конце месяце в Дублине. Так вот, было бы ошибочно ожидать, что каждые две недели политические представители будут продуцировать некий позитивный результат. Что касается заявлений — были ли они более позитивными раньше и стали менее позитивными сейчас, то воинственная риторика, к сожалению, она была и есть. Она сохраняется, и я, например, это воспринимаю с тревогой. А критика — она должна быть, особенно если эта критика конструктивная. К сожалению, у нас в рамках взаимодействия с молдавской стороной по нескольким направлениям складываются ситуации, когда диалог ведется не совсем добросовестно, и я бы даже сказала — недобропорядочно. А эти вещи, конечно, нужно озвучивать. Для этого мы и встречаемся.
- Ощущение тупика сложилось из-за того, что на повестке дня политических представителей были технические и даже хозяйственные вопросы. И если уж по ним не удается выработать компромисс, то с трудом верится, что по более принципиальным проблемам могут быть найдены развязки. Вот почему последнюю вашу встречу с Евгением Карповым многие сочли знаковой. Причем со знаком минус.
- Я буду более оптимистичной, хотя это не совсем характерная для меня роль, потому что основным критиком нашего общения, как правило, выступаю я. Это не низовая и не критическая точка и не тупик. Хотя по многим вопросам мы действительно зашли в тупиковую ситуацию. По-другому ее назвать трудно, как бы недипломатично это не звучало. Вы отметили, что мы занимаемся техническими и хозяйственными вопросами — не такими сложными и не такими важными.
- Вроде автомобильных номеров для приднестровских перевозчиков.
-Да, вроде номеров. Вы знаете, в совокупности вся эта работа носит глобальный характер. Я объясню почему. Номера, открытие моста, телефонная связь, вещание телевидения — эти маленькие, казалось бы, проблемы в совокупности позволяют нам создать атмосферу доверия. И либо мы ее создаем, либо нет. К сожалению, конкретно по номерам, по вопросу вещания приднестровского телевидения, по разрешительным документам — то, что сегодня делают наши молдавские партнеры, говорит мне о том, что мы не создаем атмосферу доверия, а как будто бы нарочно пытаемся разрушить то немногое, что могло лечь в основу этой атмосферы доверия. К доверию мы, к сожалению, пока не приближаемся. Но это глобальная, а не техническая задача. Пока мы не выстроим доверие, говорить о каких-то других уровнях переговоров не приходится.
«Ширится опасение, что главная задача молдавской стороны — сделать все, чтобы не сделать ничего»
-Давайте пройдемся по конкретным сюжетам. Еще недавно казалось, что в вопросе номеров наметилась позитивная динамика — стороны обменялись эскизами будущего номера и так далее. А 2 ноября вы выходите к прессе и говорите — все, мы уперлись.
-На самом деле уперлись не мы. В какой-то момент сложилась такая ситуация, что у нас на столе переговоров оказалось четыре разных эскиза. И я ловила себя на мысли, что если бы через десять минут приднестровская сторона согласилась с любым из этих вариантов, то уже через двадцать минут на столе бы появился пятый.
-Может, ради эксперимента стоило попробовать?
-Не исключено, что так и будет. Но теперь те предложения, которые накопились, нужно опять передавать на уровень экспертов, потому что я не большой специалист в технических деталях, а молдавская сторона постоянно обременяет наш диалог какими-то новыми техническими условиями.
-Объясните, почему Тирасполь не устроил вариант номера, на котором были бы изображены буквы и MD (Moldova), и TN (Transnistria)?
-Дело в том, что изначально мы с молдавской стороной договорились работать над дизайном нейтрального номера. И тот номер, который не содержал ни MD, ни TN на бумаге был внесен мною. Но это была идея моего коллеги Карпова. Он ее озвучил, когда в Кишиневе встречались наши руководители Филат и Шевчук для пролонгирования соглашения по железной дороге.
-Эта идея была высказана Карповым устно или положена на бумагу?
-Устно. Это было накануне встречи экспертов, и мы условились, что эксперты как раз встретятся и ее обсудят. Но когда они собрались, кишиневская сторона была готова обсуждать только предложение миссии EUBAM. Было ощущение, что политический представитель забыл передать этот месседж экспертным группам. Когда же мы встретились с господином Карповым, оказалось, что смелости внести на бумаге собственное предложение, по всей видимости, нет. Нам было сказано — ну если вы в нем заинтересованы, вот вы его и вносите. Фактически мы пришли к тому, что политический представитель Тирасполя вносит на бумаге предложения Кишинева, а Кишинев потом от этих своих предложений отказывается. Весьма забавно. Может быть, такие ситуации тоже нужны.
-А понимание, почему это происходит, у вас есть?
-Понять это очень трудно, потому что это не совсем вписывается в логику переговоров. И теория здесь не помощник, и практика, к сожалению. В экспертной среде ширится такое опасение, что главная задача молдавской стороны — сделать все, чтобы не сделать ничего. Мне не хотелось бы в это верить, но подобные ситуации будут только расширять это мнение в экспертной среде.
-Но у подобной установки должна быть какая-то своя логика. Какую цель может преследовать переговорщик, стремящийся обставить все так, чтобы ни к чему не прийти? Тем более переговорщик, ставящий своей целью объединение страны.
-С точки зрения ведения переговоров, с точки зрения тактики и стратегии заявлять о том, что конечная цель этих переговоров — объединение страны, наверное, не совсем прагматично, потому что это предрешение исхода переговоров.
-Но такая цель есть по крайней мере у одной стороны.
-Если мы знаем, как закончатся переговоры, зачем их вести? Сейчас, когда мы ведем переговоры для решения каких-то практических задач и создания цивилизованного диалога и атмосферы доверия, именно это должно быть самоцелью. Возможно, отсюда и отсутствие прогресса, потому что самоцель — это не решение проблем и не расширение атмосферы доверия. Я это не утверждаю. Я боюсь верить в то, что это может оказаться правдой. Но, тем не менее, есть такое мнение, а сигналы, которые мы получаем, они как раз в пользу упрочения этого мнения.
-Чтобы закончить с номерами. Эта проблема окончательно попала в список нерешаемых? Навсегда? Или есть какой-то выход?
-Надеюсь, что в переговорах нет нерешаемых проблем. Мы намерены продолжить обсуждение этого вопроса и намерены обратиться за международной экспертной помощью. Есть система аргументов. Если мы от чего-то отказываемся или, наоборот, что-то предлагаем, мы должны это аргументировать. Мне не совсем понятна аргументация молдавской стороны.
-Какова она?
-Аргументация заключается в том, что якобы венские конвенции о дорожном движении, участником которых является Молдова — а Молдова нам регулярно напоминает о своих международных обязательствах, подчеркивая тем самым нашу непризнанность и отсутствие у нас международно-правового статуса,— так вот, якобы эти конвенции говорят о том, что буквенное обозначение государства на номере должно быть. Мы хоть и не являемся участником конвенций, но никто не запрещает нам изучать их положения и имплементировать их в наше законодательство. Так вот, в конвенции сказано, что номерной знак может содержать указание на государство. Но мы же с вами понимаем разницу между словами «может« и «должен». Там нет императивной нормы. Сегодня на номере можно написать: «Я замечательный человек» — и с таким номером ездить по всему миру. В мире есть много прецедентов, когда на автомобильных номерах нет обозначения страны. Один из последних примеров — это номера, на которых есть знак того или иного регионального или международного объединения или межгосударственного союза. Все это остается на усмотрение властей или соответствующих органов государства, которое регистрирует автомобиль, потому что номерной знак не является основанием для перемещения. Есть документы на автомобиль. Есть технический паспорт, а технический паспорт в Приднестровье выдается по международному образцу и в нем обозначение MD есть.
«Очень бы не хотелось, чтобы были сделаны шаги назад»
-Действительно ли молдавская сторона увязывает с проблемой номеров вопрос выдачи разрешительных документов — дозволов приднестровским перевозчикам? Распространено мнение, что Кишинев ставит вопрос так: договариваемся по номерам — получаете дозволы.
-Теперь да. Но еще летом Кишинев не увязывал эти вещи. Я вам сейчас сообщу интересную новость. Разрешительные документы, которые Украина передала Молдове и о передаче которых Приднестровью мы вели переговоры на протяжении последних девяти месяцев, на самом деле уже в мае в Кишиневе отсутствовали.
-Куда они делись?
-Не знаю. Но понимаете, как интересно получилось. Молдавская сторона обсуждала с нами условия, на которых она нам будет их выдавать. Эти условия менялись. Сначала нам сказали, что молдавское агентство, выдающее эти документы, не может взаимодействовать с нашей государственной службой и нам нужно создать специальное учреждение. Мы его создали — «Днестр-транс». Затем нам сказали, что за год могло многое измениться и сотрудники «Днестр-транс» могут не владеть какими-то новыми стандартами и знаниями в области документации. Наши сотрудники поехали в Кишинев и получили всю необходимую методологическую помощь. Затем нам сказали, что для выдачи этих разрешительных документов нам с молдавской стороной нужно организовать общую базу данных и эта база будет открыта для обеих сторон. Для этого нужно было специальное программное обеспечение и проведение тренинга. Все это было сделано.
-И база была создана?
-Да. Когда все условия были выполнены, появилось условие, что давайте сначала решим еще и проблему номеров. Но на самом деле 5 июля на встрече экспертов был подписан протокол, в котором молдавская сторона планировала рассмотреть возможность выдачи этих разрешительных документов в ближайшее время. А на последнем заседании экспертной группы ее руководитель Валерий Чубук сказал о том, что эти документы отсутствуют и закончились они в мае. Забавная ситуация, когда уполномоченный представитель экспертный группы принимает на себя обязательства по выдаче того, чего на момент принятия обязательства уже нет. Это очень неприятная ситуация. Не будет преувеличением сказать, что есть фактор манипуляции и даже нечестной игры.
-Следующий сюжет. Прямая телефонная связь между двумя берегами Днестра заблокирована уже много лет. Ведутся ли переговоры о ее восстановлении. И если да, то когда она может быть восстановлена?
-Телефонная связь — это вопрос, по которому лично у меня было много оптимистичных ожиданий. Потому что, как мне кажется, вопрос не так политизирован, как многие другие, и, более того, технически это сделать очень несложно. Сегодня есть все технические условия, чтобы телефонную связь можно было достаточно быстро организовать.
-Что мешает это сделать?
-Мешает опять же несогласованность условий. В качестве жеста доброй воли сделать это не получается. Нужно наличие политической воли с молдавской стороны.
-Если я не ошибаюсь, телефонную связь заблокировало именно Приднестровье.
-Дело в том, что Приднестровье сделало уже много шагов, и очень бы не хотелось, чтобы были сделаны шаги назад. Предусловие, которое Молдова выставляет в качестве ультимативного условия,— это обязательная регистрация соответствующего экономического агента Приднестровья как молдавского агента. То есть любой экономический агент ПМР, чтобы вступить в эти отношения с Молдовой, должен непременно в Молдове зарегистрироваться. Но это не выход из ситуации и это далеко не компромисс. Тем более что мы с вами помним, что в свое время «Интерднестрком» хотел работать на рынке Молдовы. Чем это закончилось — все знают.
-Я как раз хотел спросить про уплаченный «Интерднестркомом» Молдове $1 млн.
-Он до сих пор не возвращен, если вы это имеете в виду.
-А обсуждается возврат этих денег?
-Каждый раз, когда этот вопрос поднимается, молдавская сторона заверяет нас в том, что она рассматривает возможность возврата денег, но деньги, к сожалению, не возвращены.
-Если я правильно помню хронологию событий, «Интерднестрком» заплатил $1 млн за лицензию. Лицензию у него потом отозвали, после чего и началась эта «телефонная война». Прямая телефонная связь между двумя берегами Днестра была заблокирована, и с тех пор дозвониться можно только посредством набора кривого кода.
-Дело в том, что помимо проблемы «Интерднестркома» и проблемы взаимоподключения телефонных систем на двух берегах существуют еще и проблемы радиочастот. Эти радиочастоты тоже нужно было бы вместе согласовать, определить, кто какие частоты занимает, и принять на себя обязательства по несозданию дополнительных помех. И это тоже была бы стабилизация рынка соответствующих услуг. Но и это сделать с Молдовой не удается.
«Для молдавской стороны это не могло быть неожиданностью»
-Вы присутствовали на последней встрече Евгения Шевчука и Владимира Филата 26 сентября в Кишиневе. Вы ее в деталях помните?
-Конечно.
- Это важно, потому что на следующий же день был опубликован указ Евгения Шевчука о взимании пошлин за ввоз из Молдовы подакцизных товаров, датированный как раз днем встречи двух руководителей. Как-то не совсем по-партнерски получилось. Особенно если учесть, что Шевчук и Филат в тот день вышли к прессе и как ни в чем не бывало заверили в продолжении диалога на благо жителей двух берегов.
-Я должна вам сказать, что для молдавской стороны, несмотря на все пассажи в прессе, это не могло быть неожиданностью. Встреча руководителей состоялась 26 сентября, а в первой половине сентября у нас был очередной раунд переговоров в Вене. И там, согласно повестке, мы обсуждали вопрос о проблемах во внешнеэкономической деятельности, с которыми сталкиваются приднестровские предприятия. Я тогда выступила и обозначила озабоченность в связи с тем, что после отмены Приднестровьем 100%-й заградительной пошлины Молдова не сделала никаких шагов в направлении отмены экологического сбора, обременительных транспортных сборов и решения целого ряда других проблем, которые хорошо известны всем нашим партнерам. И именно тогда было отмечено, что в Приднестровье рассматривается возможность возврата к заградительным пошлинам на определенные категории товаров. Молдавская сторона была надлежащим образом об этом уведомлена. Однако после возвращения из Вены никаких подвижек в этом вопросе не было. Экспертная группа по экономике не могла собраться, следовательно, указ, который разрабатывался, был подписан и вступил в силу. И он был подписан не после встречи, а в день встречи. Встреча в Кишиневе состоялась вечером, и на момент встречи указ был подписан.
- Шевчук уведомил об этом Филата?
- Я не думаю, что в этом была необходимость, потому что эти вопросы решаются через политических представителей. Для этого они и встречаются. А вопрос внешнеэкономической деятельности и принятых мер — это вопрос нашего двустороннего взаимодействия с моим коллегой Карповым.
- Подписание этого указа ускорило решение проблем? Что сейчас с экологическим и транспортным сбором?
- В части экологического сбора нам было сказано, что соответствующая законодательная инициатива находится на рассмотрении в парламенте. Мы будем надеяться, что парламент примет это изменение, потому что весьма абсурдно выглядит, когда предприятие, расположенное в Рыбнице или в Тирасполе, оплачивает экологический сбор в бюджет Молдовы. Это довольно нетипичная ситуация для такого рода сборов.
- Если парламент Молдовы все это одобрит, указ Евгения Шевчука будет аннулирован?
- Я не готова вам сейчас ответить на этот вопрос, потому что отмена или принятие указов — прерогатива президента. Могу лишь сказать, что во внешнеэкономической деятельности существует целый комплекс проблем, порожденных односторонними шагами Молдовы, предпринимавшимися с 2001-го по 2012 год. Я, щадя ваше время, назвала лишь одну из них. Но на минувшем заседании постоянного совещания в формате 5+2 доклад, касавшийся проблем внешнеэкономической деятельности, занял более сорока минут. Все участники этого заседания имели возможность ознакомиться со всеми проблемами не только в разбивке их на блоки, касавшиеся налогообложения, транспортного оформления, таможенных процедур, но и в разрезе каждого предприятия в отдельности. Каждого предприятия! С указанием, сколько людей занято на этом предприятии, сколько налогов это предприятие платит, какая доля налогообложения в целом приходится именно на это предприятие. Была показана динамика усиления экономического давления на эти предприятия. Вы знаете, к сожалению, в 2012 году никаких позитивных перемен в отношении этих предприятий не было. Иски, которые были переданы в суд по отдельным приднестровским предприятиям в прошлом году, до сих пор в судах и находятся.
«Когда дипломаты говорят — пушки молчат, и это уже очень хорошо»
- Невеселый разговор получается. А достижения какие-нибудь в отношениях Тирасполя и Кишинева есть? Вы ведь работаете министром уже почти девять месяцев. За это время ребенка можно выносить. Каков итог вашей девятимесячной работы?
- Конечно, есть. Но я сначала пошучу, если это будет уместно. Когда дипломаты говорят — пушки молчат, и это уже очень хорошо. А если серьезно, есть результаты. На сегодня возобновлено грузовое и пассажирское железнодорожное движение. Как вы знаете, этого решения ждали шесть лет. Это серьезный шаг и мощная поддержка для крупных промышленных предприятий как на правом, так и на левом берегу. Есть подвижки в том, что нам удалось активизировать работу экспертных групп и вовлечь в нее больше экспертов. В прошлом году таких заседаний было всего десять и групп было на три меньше. В этом году мы создали три дополнительные группы и уже прошло 29 заседаний. Это, конечно, пока еще малорезультативная работа, но вовлечение большого количества экспертов все-таки создает определенную систему взаимосвязей. И если политическая воля будет проявлена в том объеме, в котором нам хотелось бы, то, на мой взгляд, можно будет очень быстро найти решения по многим вопросам. Есть продвижение и в области образования. Без проблем работают те школы, которые беспокоят Молдову. Летом мы обменивались детьми, а это общение педагогов и людей, которые вовлечены в образовательную среду. Проводили совместные спортивные мероприятия, в том числе при поддержке Совета Европы. Мы близки к решению проблемы нострификации документов, а она очень остро стоит.
- Но по поводу нострификации документов вроде бы вы все решили с Карповым еще два месяца назад.
- Да, прошло больше двух месяцев. И я задавала этот вопрос Евгению Карпову, потому что люди обращаются к нам, а нам им нечего ответить. Меня заверили в том, что соответствующий нормативно-правовой акт разработан и передан в орган, который должен его утвердить.
- А что с мостом Гура-Быкулуй—Бычок?
- Открытие моста — это часть проблемы, которая обозначена как обеспечение свободы передвижения. Здесь позиция приднестровской стороны с начала переговоров не претерпела никакого изменения. Она заключается в том, что мост может быть открыт, когда мы придем к согласию относительно обеспечения условий свободы передвижения и для молдавских граждан и транспортных средств, и для приднестровских.
- То есть опять увязка с номерами и с дозволами. Все это в одном пакете?
- Безусловно. Есть еще и проблема паспортная. Как вы знаете, гражданин ПМР, владеющий заграничным паспортом РФ, в случае открытия этого моста не сможет воспользоваться этой дорогой (трассой М4.— «Ъ-MD») для проезда в Черновицкую область. На границе с Молдовой его не пропустят — у него нет вида на жительство. Именно по этой причине мы не пользуемся кишиневским аэропортом, по этой же причине тираспольчане не могут ездить в Санкт-Петербург через север Молдовы. Я бы хотела уточнить еще один момент. Говоря об этом мосте, не совсем правильно говорить о том, что это мост между населенными пунктами Гура-Быкулуй и Бычок. Это мост, находящийся на международной трассе, являющейся крупным европейским транспортным коридором. И открытие моста должно создать дополнительные возможности прежде всего для экономических агентов. А у нас сегодня деятельность международных автоперевозчиков полностью парализована. Уровень международных перевозок сегодня равен нулю. Соответственно, создать условия для того, чтобы движение было свободным и для людей, и для товаров, и для услуг, нужно. Но, к сожалению, приблизиться к этому хоть на один шаг пока не удается.
«Несмотря на полярность позиций Молдовы и Приднестровья, каждый из них определил свой путь»
- Приднестровье обозначило в качестве внешнеполитических приоритетов сближение с Россией и интеграцию в евразийский союз. А какое место во внешней политике вы отводите Молдове?
- Поясню. Согласно новому проекту концепции внешней политики, который сейчас находится у президента на рассмотрении, определены два приоритета. Первое — это евразийская интеграция Приднестровья и второе — переговорный процесс. В переговорный процесс, как мы знаем, вовлечены и международные акторы. Но существуют в то же время и основные направления внешней политики, то есть система двусторонних связей. И здесь на первом месте, разумеется, отношения с РФ, а затем отношения со странами-соседями — с Украиной и Республикой Молдова. За ними следуют дружественные нам республики Южная Осетия, Абхазия и Нагорный Карабах, затем иные государства и международные организации. Такая структура отражает сегодняшнюю действительность, с одной стороны, а с другой — эта структура приоритетов и основных внешних направлений отвечает общественному запросу и, более того, воле, которая выражалась в 2006 году на референдуме.
- То есть вы продолжаете внешнеполитический курс прежнего президента Игоря Смирнова, который всегда говорил, что отношения между Молдовой и Приднестровьем — это отношения двух соседних государств.
- Именно так. В своей инаугурационной речи наш президент Евгений Шевчук обозначил важность выстраивания добрососедских отношений с Республикой Молдова и с Украиной. Этот курс был определен, и наше внешнеполитическое ведомство активно этот курс реализует.
-А как бы вы тогда обозначили конечную цель переговоров с Молдовой? К чему Приднестровье хотело бы прийти в конце концов? Что вам видится в конечной точке?
-Конечной точкой переговоров должно быть отсутствие противоречий, не позволяющих взаимодействовать людям на различных уровнях. И на уровне гражданского диалога, и на уровне кооперации между экономическими агентами. Должны быть созданы предпосылки для того, чтобы общение между Приднестровьем и Молдовой перестало быть конфликтным, чтобы оно было цивилизованным. Я вижу конечный исход переговоров именно таким. Но прогнозировать то, как именно могла бы быть оформлена эта конечная точка переговоров, было бы некорректно, потому что, как я говорила в самом начале, мы сегодня не подошли даже к самому первому этапу — к выстраиванию атмосферы доверия. В экспертной среде я слышала мнение, что переговоры сегодня фактически находятся на нулевой точке, которая когда-то была обозначена в 1992-м или 1994 году. Я бы могла сказать примерно то же самое. Несмотря на то, что переговоры велись, хоть и периодически прерывались. Я анализировала переговоры, которые велись до этого, и я бы охарактеризовала их как имитацию переговоров. И мне очень не хотелось бы, чтобы тот диалог, который мы с Молдовой выстраиваем сейчас, спустя пять, десять, пятнадцать лет эксперты, дипломаты, политики охарактеризовали бы так же.
- И все же, какой вам видится модель урегулирования приднестровского конфликта в условиях, когда Молдова говорит о воссоединении двух берегов, Приднестровье — об окончательном разводе, а Россия и все международное сообщество — о том, что Кишинев и Тирасполь должны быть вместе?
- Позволю себе уточнить, что Россия и многие другие международные субъекты говорят о том, что в основе решения должна быть воля народа. Народ, который здесь проживает, должен определять.
- Но Россия подчеркивает, что она признает территориальную целостность Республики Молдова, подразумевая, что Приднестровье является ее частью. Замглавы МИД РФ Григорий Карасин говорил об этом прямо в Тирасполе.
- Мы можем проанализировать много высказываний. Давайте вспомним высказывание президента России Владимира Путина на Селигере.
- Давайте тогда вспомним и первый после вступления в должность указ президента Путина «О мерах по реализации внешнеполитического курса», где говорится о поиске путей решения приднестровской проблемы на основе уважения территориальной целостности Молдовы.
- Вот именно поэтому я хочу вам сказать, что, несмотря на полярность сегодняшних позиций Молдовы и Приднестровья, каждый из них за эти годы определил свой путь. Но это не мешает сторонам выстраивать атмосферу доверия. Без этой атмосферы доверия пытаться определить конечную модель было бы некорректно и недальновидно.
«Главная внешняя угроза — это наличие неурегулированного конфликта»
- Скоро Украина сменит Ирландию на посту председателя ОБСЕ. Что вы ожидаете от Киева на приднестровском направлении?
- Ожидаем более внимательного отношения к субстантивной части переговоров, а именно к социально-экономическому взаимодействию. В Приднестровье проживает немалое количество граждан Украины, огромное количество этнических украинцев. Более того, Украина — это государство-сосед и страна-гарант в переговорном процессе. То есть роль Украины в переговорном процессе умножается на два. Я так понимаю, что Украина сможет задействовать больше внешнеполитических рычагов, чтобы позитивно влиять на ситуацию. Кроме того, если комплекс наших социально-экономических проблем для многих международных акторов является весьма туманным, то для Украины он прозрачен и понятен.
- Как вы себе представляете евразийскую интеграцию Приднестровья в условиях, когда нет общей границы с РФ и есть устойчивое нежелание Украины вливаться в выстраиваемый Россией треугольник Москва—Астана—Минск?
- Евразийская интеграция — это не только те институциональные объединения, которые сегодня существуют. Это не только Таможенный союз и ЕврАзЭС. Концепт евразийской интеграции ширится. Это и интеграция в пространство. Помните, как в 90-е был актуален концепт «постсоветское пространство»? Сегодня он отходит на задний план. Евразийское пространство подразумевает включение в себя не только государств, но и отдельных территорий и регионов. И это вполне соответствует международному опыту, потому что в рамках Всемирной торговой организации тоже существует возможность признания отдельных таможенных территорий. Окна для возможностей евразийская интеграция открывает достаточно широкие. И мы намерены этими окнами воспользоваться. В то же время мы будем пытаться вовлекаться и в работу тех институциональных объединений, которые уже сегодня существуют. Мы объективно понимаем, что сегодня обеспечить прямое участие Приднестровья в некоторых структурах невозможно. Но международный опыт говорит нам о том, что существуют формы ассоциированного членства, вовлечения в качестве наблюдателя и другие. Нужно двигаться вперед, потому что это экономика, и у нее есть свои правила.
- А почему именно такой выбор? Если сравнить Казахстан, Белоруссию, Россию со странами ЕС в плане защиты прав человека, экономической свободы, свободы СМИ, независимости судов, то выводы будут в пользу Евросоюза, разве нет? Может, стоило европейский вектор выбрать?
- Я не совсем знаю, какими индикаторами вы определяете этот перевес, поэтому позволю себе не согласиться. Я не являюсь большим поклонником европейского правосудия, при всем к нему уважении. Почему евразийская интеграция? Потому что этот стратегический курс был определен для Приднестровья исторически. Мы всегда были с Россией, а Россия, как вы знаете, играет в процессе евразийской интеграции ключевую роль. Ну и давайте объективно посмотрим. За 20 лет, когда Приднестровье преодолевает всестороннее давление, экономические, информационные и другие виды блокад, кроме России функции гаранта стабильности, благополучия, да и гаранта мира никто из внешних игроков, государств, объединений эффективно не выполнял. - В Приднестровье обширных природных богатств, как у Казахстана и России, нет, а значит, упор должен быть на интеллектуальный рывок, на развитие технологий. Технологии — это все же Запад. - В свое время, в 2006 году, целый ряд приднестровских предприятий были переориентированы на европейский рынок. Некоторые этим даже бравируют. Дескать, смотрите, приднестровская экономика уже на 50% и более процентов ориентирована на Европу. Чего это стоило предприятиям, чьи кооперационные связи были завязаны на российский рынок, знают только те, кто на этих предприятиях работают. За некими преференциями скрывались огромные убытки. Да, нет ничего хуже, чем простаивать, и предприятия были вынуждены переориентироваться или «переобуться», как говорят люди, которые там работают. Но это не значит, что не нужно пытаться возвращать заслуженные позиции на евразийском пространстве.
- Что для Приднестровья является главной внешней угрозой?
- Главная внешняя угроза — это наличие неурегулированного конфликта. Конфликт заморожен, но при этом он остается конфликтом, и конфликтный потенциал накапливается. Это опасно.
Источник материала: http://www.kommersant.md/node/11024
