Интервью Министра иностранных дел Приднестровской Молдавской Республики Владимира Валерьевича Ястребчака «ОСЕТИНСКОМУ РАДИО» 19 июля с.г.«Осетинское радио»: – Владимир Валерьевич. мы хотели бы поблагодарить вас за то, что вы согласились встретиться с нами и ответить на наши вопросы. Сегодня в Ганновере проходит встреча лидеров Германии и России. Говорят, что там будет обсуждаться тема Приднестровья. Вы не могли бы прокомментировать эту информацию?Владимир Ястребчак: – Спасибо за эту встречу, за возможность такого разговора, мы очень признательны нашим югоосетинским коллегам, друзьям за внимание, которое традиционно проявляется к нашей теме. Что касается тех событий, которые происходят, в том числе и сегодня, то, естественно, мы знаем о том, что в Ганновере проходит встреча на высоком уровне между руководителями России и Германии. По нашему мнению, диалог, направленный на укрепление стабильности и безопасности в Европе в любом случае полезен. И мы рассматриваем возможное обсуждение на этой встрече приднестровской проблематики, как часть более широкой повестки дня, связанной с российскими инициативами о создании новой архитектуры европейской безопасности и договоренностями о создании отдельного Комитета по европейской безопасности «Лавров – Эштон». Поэтому вполне очевидно, что приднестровская проблематика, как одно из возможных направлений этих структур, этой новой архитектуры европейской безопасности, должно наряду с другими темами, естественно, обсуждаться в контексте встречи лидеров двух ведущих европейских государств. Вместе с тем наша позиция остается неизменной – любые договоренности, связанные с урегулированием отношений между республикой Молдова и Приднестровской Молдавской республикой, должны достигаться, прежде всего, в прямом диалоге между руководством республики Молдова и Приднестровской Молдавской республики. Именно эти две стороны, как две равноправные стороны конфликта, должны нести основную нагрузку по поиску решений и нести ответственность за те процессы, которые происходят. Естественно, мы открыты любому содействию, но исключительно в том ключе, чтобы это содействие уважало волю людей, которые проживают в данном регионе Европы. «О.Р.»: – Каковы, в связи с этой встречей, варианты развития ситуации вокруг Приднестровья? Стоит ли ожидать активизации давления на республику, или, напротив, политического давления станет меньше? Как будет развиваться ситуация вокруг Приднестровья?В.Я.: – Я думаю, что за прошедшие без малого 21 год независимого существования Приднестровской Молдавской республики наши международные партнеры убедились в бесперспективности любых попыток давления. Тем более что за эти годы Приднестровье, приднестровский народ прошел через разные испытания – начиная от вооруженного конфликта, вооруженной агрессии республики Молдова в 1991-1992 годах, и продолжая экономическим, политическим, дипломатическим, информационным и любыми иными формами давления. Результат налицо – за это время стороны лишь отдаляются друг от друга. Любое давление напоминает попытки приблизить одинаковые полюсы магнита – они в любом случае будут отталкиваться. Рассчитывать на то, что попытками давления можно что-то соединить, ну, я думаю, это, как минимум, неоправданно с учетом тех реалий, которые складываются, и с учетом той роли, которую должны играть наши международные партнеры в происходящих процессах. Задача посредников – быть действительно объективными, беспристрастными посредниками в налаживании отношений между Кишиневом и Тирасполем. Задача гарантов, соответственно – гарантировать те договоренности стабильности и безопасности, которые, действительно, были достигнуты в этом регионе Европы. А самая главная задача всех тех, кто хотел бы хоть как-то поучаствовать в этом процессе, помимо Кишинева и Тирасполя, самая главная задача – не мешать. И я не думаю, что любые формы давления отвечали бы этой цели и задаче. Поэтому мы рассчитываем на то, что все региональные, внерегиональные игроки, которые задействованы в этих процессах, будут руководствоваться именно этим важнейшим принципом – не навредить. «О.Р.»: – Насколько тесными и продуктивными являются отношения между внешнеполитическими ведомствами Приднестровья и Южной Осетии? В.Я.: – Мы поддерживаем постоянный контакт с нашими коллегами из республики Южная Осетия. В мае я был в Цхинвале, очередной раз встретил самый теплый, самый гостеприимный прием со стороны наших югоосетинских коллег. Наши контакты, естественно, не ограничиваются традиционным гостеприимством. Естественно, в первую очередь, это полезные деловые контакты на различных уровнях. У нас был целый ряд планов и наработок, которые, к сожалению, не удалось реализовать в связи с безвременным уходом из жизни президента республики Абхазия Сергея Васильевича Багапша, но, тем не менее, все эти планы остаются в нашей повестке, они не отменены. Будут лишь корректировки по времени, по срокам их проведения, естественно, с учетом внутриполитических событий и в Абхазии, и в Приднестровье, и в Южной Осетии. Тем не менее, наши контакты с югоосетинскими коллегами развиваются. Мы очень высоко это ценим и уверены, что все основания для того, чтобы эти контакты продолжались, есть. В прошлом году была создана Ассоциация молодых дипломатов республики Абхазия, республики Южная Осетия, Приднестровской Молдавской республики, действует целый ряд других совместных проектов. Так что у нас есть хорошие предпосылки, хороший базис для продолжения работы. В октябре мы отметим 17-ю годовщину подписания базового договора о дружбе и сотрудничестве между республикой Южная Осетия и Приднестровской Молдавской республикой. Все это позволяет нам с оптимизмом смотреть на наше будущее. «О.Р.»: – Какие-то совместные мероприятия с югоосетинской стороной ожидаются в ближайшее время?В.Я.: – Прежде всего, хочу подчеркнуть, что отношения с Южной Осетией мы рассматриваем как один из важнейших приоритетов внешней политики Приднестровской Молдавской республики. Это отражено не только в практическом характере взаимоотношений, но и на нормативном уровне, в концепции внешней политики Приднестровья, в других документах многостороннего характера, и поэтому наше взаимодействие развивается и будет развиваться. В этом году, как известно, в июне мы отметили пятую годовщину создания Сообщества «За демократию и права народов». К сожалению, вот уже в связи с упомянутым трагическим событием – уходом Сергея Васильевича Багапша – именно в июне нам не удалось провести те мероприятия, которые мы планировали. Тем не менее, в сентябре этого года, 30 сентября, мы будем отмечать пятую годовщину создания Межпарламентской Ассамблеи Сообщества «За демократию и права народов», и думаю, что целый ряд мероприятий, которые планировались на июнь, могут быть проведены в рамках празднования этого юбилея. «О.Р.»: – Каков будет формат мероприятий?В.Я.: – Я думаю, мероприятия будут в различных форматах. Естественно, вполне логичным было бы ожидать активности от наших парламентариев, потому что это, безусловно, их событие, их юбилей, и тем не менее думаю, что и по линии исполнительных органов государственной власти, которые имеют целый ряд трехсторонних межведомственных соглашений, пройдут совместные мероприятия. Я думаю, также вполне уместно, вполне логично ожидать ряда мероприятий, связанных с юбилеем структур сообщества. «О.Р.»: – У трех государств – Абхазии, Республики Южная Осетия и Приднестровской Молдавской республики – есть специфический статус взаимоотношений с Россией, неюридический статус с понятными историческими корнями. Чего вы ожидаете – того, что Запад и кое-кто в России, будут воспринимать эти государства как территории, зоны российского влияния, остатки постсоветского синдрома, или как, в серьезной степени, пояс российской безопасности, где каждое государство фактически является форпостом, гарантирующим безопасность, в том числе, и на Европейском континенте? В.Я.: – Я вначале приведу цитату, которую впервые услышал от наших нагорно-карабахских коллег. «Те, кто говорят о территориальной целостности, думают, прежде всего, о территориях. А те, кто говорит о праве народов на самоопределение, думают, в первую очередь, о людях». Именно поэтому то, что сделала Российская Федерация в отношении республик Абхазии и Южной Осетии, показывает принципиальный подход Российской Федерации как государства – гаранта стабильности, безопасности, не только и не столько территории, сколько, прежде всего, людей, которые проживают на этих землях. Мы уверены, что для Российской Федерации, которая, действительно, на данном этапе уже связана особыми юридическими отношениями с Абхазией и Южной Осетией, как признавшее их государство, в любом случае, эти решения уже не подлежат пересмотру. Самое главное, что Российская Федерация в сложившейся ситуации приняла решения, которые в полной мере отвечают интересам как народов Абхазии и Южной Осетии, так и собственным национально-государственным интересам. Что греха таить, эти решения позволили не допустить раскола Кавказа, что вполне четко подтверждает ваши слова о том, что это действительно неотъемлемая часть политики безопасности не только для Российской Федерации, но и для всей Европы. Что касается Приднестровской Молдавской республики, то пока, увы, международного признания нет. Соответственно, говорить об особом характере правовых отношений с Российской Федерацией аналогичной тому, что существует с Абхазией, Южной Осетией, тоже пока не приходится. Тем не менее, мы рассчитываем на то, что Российская Федерация будет и впредь руководствоваться приоритетом воли людей, которые живут в Приднестровской Молдавской республике. Рассчитываем на то, что Россия понимает стратегическое значение этой узкой полоски земли для своих интересов, как с точки зрения обеспечения прав своих граждан, где бы они ни находились, в каком бы уголке земного шара они ни проживали, так и с точки зрения широкого контекста региональной ситуации, того, что, собственно, дальше отступать некуда. У нас есть все основания полагать, что в высших эшелонах российской власти это понимают и будут и впредь исходить из того, что на первом месте должны стоять интересы Российского государства, российских граждан. «О.Р.»: – Каково отношение МИДа и руководства Приднестровской Молдавской республики к очевидной тенденции демонтажа институтов европейской и общемировой безопасности? Имеется в виду характер решений, который принимается Советом безопасности ООН в нарушении своего устава, в отношении Ливии. Имеется в виду то, что Хельсинкский акт сейчас начинает трактоваться узко, тенденциозно в интересах только одной группы государств, действующих с позиции силы. Каково Ваше отношение к этому?В.Я.: – А это вопрос, скорее, не к международному праву, ведь, в конце концов, формально резолюция ООН по Ливии не противоречит международному праву – международному праву противоречит толкование и выполнение этой резолюции. В этой ситуации, уместно, наверное, говорить о праве сильного. То, что, по сути, международное право одно из самых консервативных явлений в международных отношениях, если не самое консервативное, пожалуй, предопределяет то, что на первое место выходят не правовые нормы, а то, как их выполняют, и те реалии в международных отношениях, которые складываются. Что касается Хельсинки, когда нам приводят в качестве примера Хельсинкский заключительный акт СБСЕ, то у нас, как правило, есть существенный аргумент – мы предлагаем посмотреть на количество государств, которые подписывали этот документ, и количество государств, которые сейчас являются членами ОБСЕ. После этого говорить о каком-то принципе нерушимости границ, по меньшей мере, наивно, а вообще-то есть, наверное, и другие менее дипломатичные эпитеты. Поэтому мы исходим из того, что, к сожалению, в настоящее время не международное право определяет международные реалии, а наоборот – международные реалии строятся так, что международному праву приходится их догонять. Так как, как я уже сказал, международное право явление достаточно консервативное, то оно просто не успевает за международными реалиями. И мы надеемся на то, что и наши ведущие международные партнеры – в первую очередь, естественно, стратегически важнейший партнер, Российская Федерация, также будут руководствоваться не только международным правом, но и целесообразностью и своими государственными интересами. «О.Р.»: – Правильно ли я понимаю, что Приднестровье, по сути, является уникальным субъектом, как бы это кому-то не нравилось, но субъектом все-таки политическим? Ведь статус легитимности Приднестровья опять же уникален, поскольку в нем нет заложенного в заключительном акте Хельсинки противоречия между нерушимостью границ и правом нации на самоопределение? Как раз Приднестровье тот самый уникальный случай, когда эти два принципа не противоречат друг другу.В.Я.: – Ну, у Приднестровья не только политический, но и правовой статус. И пусть он кому-то кажется весьма условным, это международно-признанный статус стороны конфликта. Тем не менее, этот правовой политический международно-признаваемый статус стороны конфликта дает нам достаточно оснований и полномочий участвовать в подписании международных договоров, которые впоследствии декларируются в ОБСЕ. Так было с меморандумом 1997 года, так было с соглашением «о поддержании мира и гарантиях безопасности», так было и с другими документами. Исходя из этого, я считаю, что у нас есть все основания для того, чтобы продолжать работать на таком уровне, именно как равноправная, полноценная сторона в процессах урегулирования, сторона международных договоров. Что касается уникальности нашего статуса, когда живешь постоянно в этой ситуации, то, наверное, уникальность не всегда заметна. Тем не менее, это непротиворечие, оно уместно, пока мы не перешли к следующему неизбежному решению вопроса, что все-таки необходимо признавать независимость и суверенитет Приднестровской Молдавской республики. Сейчас да, сейчас это непротиворечие позволяет нам действовать по сути ситуации отложенного статуса, когда все понимают, что окончательное политическое решение данного вопроса пока невозможно. Сейчас это непротиворечие, действительно, дает нам возможности для того, чтобы полностью использовать свой статус как стороны конфликта. Но этот принцип отложенного статуса в любом случае вряд ли может быть вечным, и следующим этапом в любом случае придется решать вопросы признания. «О.Р.»: – Говоря о механизме урегулирования конфликта, вы подчеркнули, что посредники должны быть изначально людьми не ангажированными. Можно ли рассчитывать на это, и не является ли это идеализмом, если очевидна избирательность решения подобных вопросов с позиции? Скажем, Южный Судан признают моментально, повстанцев Ливии признают легитимными моментально – избирательность налицо.Можем ли мы говорить о том, что посредники в урегулировании молдавско-приднестровского вопроса являются беспристрастными? Ведь с молдавской стороны в процессе урегулирования участвуют люди, действия которых не получили должной юридической оценки сами по себе. Ведь агрессия 1991-1992 годов должна быть для начала признана агрессией. Не является ли это ключевым условием для продолжения процесса мирного урегулирования?В.Я.: – Что касается первой части вопроса, касающийся интересов и беспристрастности, наши посредники, в числе которых Российская Федерация, Украина и ОБСЕ, в данной ситуации руководствуются как нормами международного права, так и своими собственными интересами, вернее, тем, как они их понимают. Наша задача как внешнеполитического ведомства Приднестровья – стараться доносить до них нашу позицию, стараться, насколько это возможно и корректно с нашей стороны, продолжать настойчиво объяснять, что прямая работа с нами, вплоть до признания нашего суверенитета, в полной мере отвечает интересам и данных государств и ОБСЕ, как посредника. Для этого есть все основания. Что же касается юридических оценок, тут все зависит от точки зрения на эту ситуацию. Вот, к примеру, в прошлом году указом исполняющего обязанности президента республики Молдова все члены террористической группы «Бужор», которая действовала в 1992 году на территории Приднестровья, были удостоены высших государственных наград Республики Молдова. Чем не юридическая оценка? Это вполне юридическая, политическая, какая угодно оценка тех событий и их фигурантов. Как известно, указы не отменены, люди считаются награжденными высшими государственными наградами за то, что в составе террористической группы убивали, совершали теракты на территории Приднестровья. «О.Р.»: – Это все равно, что сейчас грузинских головорезов, зверствовавших в Южной Осетии, взять и представить к государственным наградам...В.Я.: – Абсолютно! Это - оценка, и нам на данном этапе, этой оценки достаточно для того, чтобы понять, что выбор, сделанный нами 21 год назад, был правильным. «О.Р.»: – Вы до этого говорили о политике давления в отношении Приднестровья, о «политике кнута» в отношении Республики. А сталкивались ли вы, напротив, с проявлениями «политики пряника»? Обещали ли вам ваши партнеры какие-то преференции, шли ли на уступки? В.Я.: – Мне довелось быть в Берлине спустя ровно неделю после подписания известного меморандума Медведев – Меркель в Мезеберге. Один из высокопоставленных немецких чиновников в ходе одного из мероприятий сказал, что на протяжении очень долгого времени и Брюссель, и Кишинев действовали в отношении Приднестровья исключительно мерами давления и методом кнута. По его словам Европейский Союз на данном этапе осознал неэффективность такой политики и будет предпринимать усилия для прямой работы с Приднестровьем. И мы можем сказать, что определенные сдвиги в этом направлении есть. Например, выделяются средства на рад проектов, связанных со здравоохранением. Мы готовы к прямому сотрудничеству с институтами Европейского Союза, естественно, в той мере, в которой Европейский Союз готов уважать и видеть в нас равноправную сторону для такого диалога, готов уважать законодательство Приднестровской Молдавской республики и реализовывать какие бы то ни было проекты в соответствии с данным законодательством на нашей территории. Мы готовы к диалогу в той же мере, в которой к диалогу готовы с нами. Естественно, некоторые аспекты вызывают у нас вопросы. К примеру, с 2003 года в отношении руководства Приднестровья действует запрет на получение виз в государства Европы, который только с прошлого года начал приостанавливаться. Запрет сохраняется, и, при этом, вводится мораторий на применение этого запрета. Это - неприкрытая попытка подвесить ситуацию, пригрозить чем-то и дать понять, что вот если вы не будете покладистыми, то санкции будут возобновлены. Либо мы ведем нормальный, равноправный и диалог на взаимном уважении, либо же пытаемся как-то надавить друг на друга, что является путем в никуда. «О.Р.»: – Что касается опять же не политического статуса Приднестровья, Республика заставляет считаться с собой как с субъектом политики. В определенных европейских и мировых кругах это вызывает понятное раздражение. Российская политика весьма неоднородна, в ней существуют разные группы акторов, и это выражается в том, что сейчас стало называться политической тектоникой в России. Насколько силен резервный ресурс республики, не зависеть от возможных политических потрясений в так называемой большой России? В.Я.: – Во-первых, мы исходим из того, что одна из основных наших стратегических задач – не допустить восприятия нас в качестве объекта политики, а сохранить статус субъекта политики, активного, равноправного, способного своими действиями изменять ситуацию вокруг себя. Мы признательны нашим коллегам за то, что этот подход уважается и воспринимается. Что касается изменений в Российской Федерации, то мы исходим из неизменности тех постулатов, тех установок, которые мы слышим и в МИДе, и в других федеральных структурах о том, что Российская Федерация будет и впредь оказывать поддержку Приднестровью, будет и впредь помогать как данному государственному образованию, так и своим гражданам, которые там проживают. На мой взгляд, это должно быть аксиомой для любой политической силы, которая находится и будет находиться у власти в Российской Федерации. Все остальные процессы, естественно, это внутренние процессы в Российской Федерации. «О.Р.»: – Вопрос не как к министру иностранных дел, не как к одному из высокопоставленных чиновников республики. Вопрос к вам, как к человеку: роль личности в истории любого государства, насколько это ощущается в Приднестровье?В.Я.: – Я думаю, что роль личности в истории любого государства ощущается особенно, тем более когда во главе этого государства стоит личность сильная, уверенная в своей правоте и, что самое главное, пользующаяся поддержкой народа. В этом источник легитимности, источник силы любой личности, которая стоит у власти. Именно поэтому о личности говорят, как о сильной, тогда, когда ее поддерживают люди. И если уж говорить применительно к Приднестровью, то у нас, на мой взгляд, все слагаемые сильной личности, включая поддержку народа, есть. «О.Р.»: – Я слышал очень интересные оценки Игоря Николаевича Смирнова, как человека - «рубаха-парень», «трудный переговорщик». Как вы возьметесь оценить основной мотив, который им движет – достижение политического успеха как в большой игре или все-таки ответственность за судьбу народа?В.Я.: – Ответственность за судьбу народа, ответственность за людей, которые голосовали за него, ответственность за людей, которые поддерживали его курс не только на выборах, но и в ходе референдума. Если бы он был легким переговорщиком, то история Приднестровья насчитывала бы к данному моменту не 21 год, а гораздо меньше. Поэтому можно только радоваться, что во главе Приднестровья стоит «трудный переговорщик». «О.Р.»: – Существует наблюдаемый эффект - народы, нации, страны, которые пережили острые периоды и прошли через кровь, обретая мир, начинают, мягко говоря, расслабляться, терять то, что сейчас политологи называют национальным мобилизационным проектом. Для них начинаются деградационные процессы. Люди думают, что мир – это само собой разумеющая вещь, как воздух, которым можно дышать. Можно ли сейчас отметить в данном случае в Приднестровье некоторый эффект привыкания к тому, что народ живет в мире, то, что все расслабились и забыли о том, что реально существует угроза народу, его существованию? В.Я.: – У нашего народа нет расслабленности от того, что он живет в мире. Что называть миром? Если называть миром то, что не стреляют – да, есть мир. Если называть миром жизнь в условиях постоянного давления, постоянных экономических и каких угодно блокад, то это тоже, скажем так, сказывается на восприятии людьми окружающей действительности. И нет расслабленности от мира – есть привычка жить в состоянии постоянной напряженности. Именно это сказывается и на настроениях людей, которые проживают в Приднестровье. Именно отсюда зачастую и вопросы к нашим международным партнерам. Смею вас заверить, расслабленности от мира нет, потому что не было возможности расслабляться.«О.Р.»: – Тогда, может быть, наивный вопрос – на что рассчитывают люди, скажем, политические силы, которые апеллируют к тому, что надо модернизировать экономику Приднестровья? Это же чистейший популизм получается в условиях экономической блокады.В.Я.: – Люди рассчитывают на то, что они создавали эту республику – соответственно, они и будут дальше сами определять ее судьбу. И, на мой взгляд, это абсолютно правильное понимание реальности. Именно, исходя из этого – из того, что республика была создана народом – народ и принимает свои решения, люди принимают свои решения.«О.Р.»: – Я имею в виду некоторых политических лидеров. Мы слышим риторику, что в Республике наблюдается застой в экономике, как будто нет экономической блокады. Как будто нет рядом Европы, финансовая система которой на глазах рушится. Как будто нет гигантских проблем в самой России. Как будто нет реального представления о том, что и территория мала, и что даже в большой Беларуси, наделенной всеми статусами легитимности, развитой промышленностью, возникают определенные проблемы. Не являются ли несколько популистскими разговоры о том, что Республике нужен сейчас очередной новый большой рывок, что вот смотрите, как все плохо?В.Я.: – У нас маленькая республика, поэтому все, кто делают те или иные заявления, как правило, имеют доступ к средствам массовой информации, к источникам власти. Поэтому я думаю, что если есть какие-то конкретные программы действий, какие-то конкретные программы модернизации, реальные программы, то мы их увидим, коль скоро, есть готовность, привнести какую-то свежую струю, свежие идеи. Время рассудит.«О.Р.»: – Обретение независимости было национальной идеей в Южной Осетии. После ее обретения в обществе возник некий вакуум. Народ пока не осознал, к чему же теперь надо стремиться. Люди стали чаще задавать себе вопрос, живут ли они в гражданском обществе. Задаются ли в Приднестровье люди подобными вопросами? Если задаются, то каковы ответы на эти вопросы?В.Я.: – Обретение независимости это, безусловно, одна из самых важных целей развития нашей государственности. Но это, во-первых, не самоцель, во-вторых, не панацея. Государственная идея – это права человека, обеспеченное благосостояние людей, это то, чтобы люди жили так, как они считают нужным. Вот это, наверное, я бы назвал главной идеей. А, по большому счету, обретение независимости – средство для того, чтобы решать эту задачу. Именно так это воспринимается, именно так эта задача ставится. Что касается гражданского общества, то я приведу хотя бы такой пример: сегодня фактическое, еще не юридическое, но фактическое начало избирательной компании уже дает представление о том плюрализме мнений, который есть у нас, о тех возможностях, которые есть у всех без исключения политических сил для того, чтобы высказываться, доводить свою позицию до потенциального избирателя. В нашей небольшой Республике зарегистрировано порядка тысячи общественных организаций. Естественно, среди них многие зарегистрированы лишь на бумаге. Но в любом случае, процент реально работающих среди них тоже достаточно высок. Я думаю, что вполне можно говорить о том, что гражданское общество в Приднестровье создано, и люди имеют равные возможности для самовыражения. «О.Р.»: – В Южной Осетии были периоды, в основном это касается 90-х годов, начала 2000-х, когда казалось, что Республика находится одна лицом к лицу со своими врагами. Приднестровье чувствует наличие и поддержку друзей, реальную поддержку? Конечно, можно говорить о том, что у Республики с Южной Осетией есть дружеские, партнерские отношения, с Абхазией, но надо быть реалистами, оценивая их возможности ...В.Я.: – А мы в этом плане, кстати, реалисты. Я понимаю ваш вопрос, но, ни в коем случае, не хочу недооценивать значение наших отношений с Абхазией и Южной Осетией. И когда было туго всем, именно наши трехсторонние контакты играли свою положительную роль вплоть до уровня Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций. У нас были и такие примеры, был и такой опыт. Поэтому наше сотрудничество также имеет достаточно большое значение, в том числе и для прорыва информационной блокады, информационных каких-то препон и препятствий. Есть ли у нас друзья? Безусловно, есть. Понятно, что есть официальная точка зрения Российской Федерации, мы с уважением относимся к этой точке зрения, как к позиции государства-гаранта. Но если брать позицию Российской Федерации в широком плане, то она, действительно, многомерна и многоаспектна. Есть официальная точка зрения по поводу нынешней ситуации в отношениях с республикой Молдова. Ну, это право Российской Федерации, мы с уважением к этому относимся. С другой стороны, мы видим активное сотрудничество в гуманитарной сфере, по линии образовательных проектов. Например наш Приднестровский университет полноценно работает в российском образовательном пространстве. Сегодня развиваются контакты в этом направлении и с Украиной. Есть социальные программы Российской Федерации, которые работают в Приднестровье, включая поддержку пенсионеров, включая социальную поддержку разных категорий населения. Есть сотрудничество на уровне экспертного сообщества, на уровне политологического сообщества, на уровне парламентариев, что тоже достаточно существенно. У нас есть постоянно действующий, эффективный механизм координации по линии Министерства иностранных дел. Вне зависимости от того, какие у нас официальные подходы, официальные точки зрения, мы поддерживаем постоянные контакты, регулярно обмениваемся мнениями, позициями. Поэтому, безусловно, у нас есть друзья. Кстати, в определенной степени, аналогичным образом можно охарактеризовать и наши отношения с Украиной. Естественно, пока Киев еще не готов к более четкому пониманию своих собственных приоритетов и интересов, но я думаю, со временем и эта задача будет решена. Поэтому у нас есть друзья, мы не одиноки, и это дает нам основание с уверенностью смотреть в наше будущее. «О.Р.»: – Ощутили ли вы какие-либо изменения в отношении Приднестровья со стороны России после августа 2008-го, после признания Абхазии и Южной Осетии? Три республики всегда находились в одной связке. Получилось так, что сегодня две республики признаны, а одна нет. В.Я.: – Ну, нам бы хотелось, чтобы изменения произошли. К сожалению, официальная позиция Российской Федерации в нашем отношении не изменилась, но, с другой стороны, мы понимаем, насколько...«О.Р.»: – Произошли изменения по сути?В.Я.: – Ну в том-то и дело, что по сути отношение осталось прежнее, официальная позиция России в отношении нас не изменилась, и мы с уважением принимаем эту позицию к сведению, отстаивая свои собственные точки зрения. «О.Р.»: – С вашей точки зрения, считает ли Россия закрытым вопрос, с точки зрения внешней политики, по трем республикам? Отложила ли она его на время? Продолжает ли Россия работать в этом направлении?В.Я.: – Политика – это то направление, где принцип «никогда не говорить никогда» максимально востребован. Естественно, Россия осуществляет постоянный мониторинг ситуации, решения принимаются, исходя из всей совокупности процессов, которые происходят не только в самом Приднестровье, но и вокруг Приднестровья, в сопредельных государствах и регионах.«О.Р.»: – Огромное спасибо за интервью.
В.Я.: – Спасибо.Беседовали Олег КУДУХОВ и Роман ГАЗЕНКО.
